«Единство формы и содержания» Сергея Бугровского.

 1,152 Просмотров

    В современном изобразительном искусстве актуализировалась проблема соотношения пластических и логических выразительных средств. Эта проблема вечная, но формулируется она всякий раз иначе — в соответствии со спецификой текущей исторической эпохи. В советские времена говорили: «единство формы и содержания». Под содержанием подразумевалась предметно-сюжетно-идейная информация, несомая художеством. Под формой – как художество сделано, организация его материальной структуры. С единством всегда напряг, ибо каждый из упомянутых аспектов целостной структуры художества работает по-своему, не подменяя и не дублируя другого. «Содержание» вербализируется, его можно заменить пересказом без утрат информативности. «Форма» не вербализуема, она переживается эмоционально и очень часто даже не сознаётся зрителем, считывающим с художества только предметную информацию. У искусствоведов имеется инструментарий анализа пластических выразительных средств. Но текст, порождаемый таким анализом, не эквивалентен впечатлению, производимому художеством. Например, перечисление цветов весёленькой расцветки (жёлтый, голубой, розовый) не вызывает той радости, которую даёт рассматривание такой ткани. Тот же ноль эмоций мы получаем от перечисления цветов мрачной расцветки (синий, серый, коричневый).

 В различных художественных направлениях в большей или меньшей степени рефлектируется то один, то другой аспект целостной структуры искусства. Ранний авангард разрабатывал выразительные возможности пластики. Нынешний концептуализм оперирует символико-метафорико-ассоциативными, по сути – поэтическими приёмами смыслообразования. Между отмеченными крайностями простирается обширное арт-поле, где пластический и логический компоненты завязывают разнообразные, подчас парадоксальные и конфликтные отношения…

 Впрочем, голое теоретизирование мало что разъясняет. Интереснее будет рассмотреть проблему отношения пластических и логических выразительных средств на примере практикующих современных художников. В этом плане представляет интерес творчество Сергея Бугровского.

                                      

 Про Сергея Бугровского нельзя с определённостью сказать, традиционалист он или авангардист, модернист или постмодернист, классический живописец или акционист. Его работы подходят под все упомянутые категории. И внутри той или иной его арт-затеи невозможно вычленить одну какую-либо составляющую. С. Бугровский мажет красками нагих девушек и катает их по листам фольги или иного материала, давит торты и арбузы посредством босых дамских ножек, развешивает следы этих действий в виде монументальных панно на стенах, артистично организует художественный беспорядок в инсталляциях, клеит помоечные коллажи, пишет красками на холстах, фанере, гофре, газетах, глянцевых журналах, учиняет симбиоз всего перечисленного. При всём разнообразии форматов его творчество обладает стилистической цельностью и крепким внутренним стержнем.

 Есть нечто общее, присущее в равной мере как его реалистическим полотнам, так и натуральным объектам. А именно – неряшливый и грязный вид художеств и организуемых ими сред. Красоту он не жалует. Если заприметит в работе случайный проблеск красивости, тотчас бросается его устранять.

 Но странное дело: блёклые, мутные, мрачные краски и нечёткие формы приковывают взгляд, завораживают, заставляют вглядываться, доставляют эстетическое удовольствие. Искусство С. Бугровского не нуждается в разъяснениях, что хотел сказать автор. Оно обладает имманентной, перцептивной выразительностью.

 С. Бугровский взрос из реализма. Там его истоки. Неаккуратную манеру письма он перенял у своего липецкого учителя и старшего товарища Виктора Сорокина. Этот признанный советский мастер в рамках нормативной соцреалистической доктрины обрёл свободу художественного выражения в неаккуратной, спонтанной живописи. Он культивировал интуитивный жест как средство непосредственного переноса на холст живого впечатления от эмоционально переживаемой реальности. С. Бугровский с подачи учителя тоже старательно избавляется от рисунка как начала волюнтаристического. Он устраняет из процесса нанесения краски малейшие признаки рисовального умения и живописного артистизма. Живопись С. Бугровского безыскусна. Он переносит жизнь в искусство посредством пассивного мягкого прикосновения, оставляющего на холсте красочный отпечаток.

 Неаккуратная живопись требует обязательной работы с натуры и с натурой. С. Бугровский строго придерживается академических жанров – натюрморт, портрет, ню. Композиции у него незамысловатые, часто кадрированные. Объекты обыденные, легко узнаваемые, взятые из скудного нашего быта. При этом конкретика образа сведена к смутному полустёртому знаку, жизненные переживания нагнетаются цветом и текстурой краски, едва структурированной в зыбкой размазанной форме.

 По логике раскрутки реалистической тенденции натура сама включается в живопись. С.Бугровский любит писать на основе, несущей готовые печатные изображения. Фоны он берёт самые банальные, вполне эстетичные, часто слащаво красивые. Живопись поверх напечатанного вроде бы игнорирует исходник, резко противоречит ему, но при этом вступает с ним в сложные диалогические отношения. Целое являет собой гармонический диссонанс, заставляя иначе звучать обе составляющие образа – готовую и привнесённую художником.

 С. Бугровский смешивает натуру и искусство также и в натуральных, слегка подкрашенных коллажах, и в объёмных инсталляциях. Эти работы, формально относящиеся к авангардистским форматам, тем не менее, остаются реалистичными, ибо указуют на жизнь и апеллируют к житейскому. Арт-компонент неаккуратной живописи сообщает приземлённой бытовухе глубинную экзистенциалку и философскую обобщёнку.

 Живопись в жанре «ню» по той же логике эволюционировала у Бугровского в боди-арт, боди-принт и боди-экшн. Натурщица из наблюдаемой натуры переходит в материал живописи, живописный инструмент и арт-объект. По тому же принципу, что и в многослойной живописи, красота дамских форм дезавуируется малоаппетитными красочными разводами. Отпечатки тел на ткани, пластике, клеёнке, фольге возвращают зрителю художественно запятнанную красоту плоти в преображённом, духовно сублимированном статусе.

 Восприятие живописи С. Бугровского требует от зрителя перестройки сознания и избавления от готовых оценочных стереотипов. С формами то же самое. Его «ню» и предметы в натюрмортах корявы, несоблазнительны; портреты могут вообще не иметь лиц, только невразумительные очертания голов. Они вызывают трепетную жалость, выявляют уязвимость и беззащитность человеческого существования в суровом нескладном мире.

 Вживание в живопись и прочие художества С. Бугровского меняет отношение к действительности, вырабатывает приятие её такой, какова она есть, воспитывает во вдумчивом зрителе любовь, понимание, сопереживание. Это нравственная подоплёка эстетики С. Бугровского — любования нюансами и контрастами всех оттенков грязного и худосочной грацией убогих фигур. Его образы навевают тёплые чувства, вызывают душевный восторг и истинный катарсис.

 В плане отношения пластического и логического начал у С. Бугровского преобладает первое, что выражается в колористически и фактурно тонкой и богатой живописности, пронизывающей все его арт-затеи. Живописность как пластическая ценность перемогает у него любые концептуальные конструкции и сдабривает эти самые конструкции (без которых сегодня никуда) живым эмоциональным трепетом. В чём, собственно, и состоит фокус Искусства.

На обложке: фото Сергея Андреева

Оставьте комментарий

Контакты

worldlab@mail.ru
wtour07@gmail.com