360 Просмотров
«В круговороте птиц и листьев, солнца и луны, в вечернем кружении галок ему откроется ритм и контур…» — Йейтс. Мне же ритм, с самого начала не задался. Контуры Замка как недописанный мюзикл, дарили обещания чего-то большего, чем можно было услышать внутри обвалившихся стен. Кузнечики, стрекотавшие весь день и ночь, ничего не обещали, но своим стрекотанием напоминали «Отель Калифорния», где нет надежды, но остались воспоминания.
Весь этот поэтический реквизит, я оставил, возвращаясь в свой родной город. Hell city, который мне показался похожим на рваный ритм точка тире точка тире в радиопередаче с Луизитанией. Нервный, но без гармонии, уверенный, но без почерка. Северный Сочи с недоделанным море. И все-таки здесь есть нитевидный пульс, дающий веру в то, что я и город будут жить. Доброе утро, Воронеж. Когда мы просыпаемся, мы ворчим, одеваемся целуем в лоб сына, и бежим сквозь пробки отвоевывать свой кусочек хлеба. И хлеб не так уж плох поверьте.
Но перенесемся назад, вернее на запад, в Инстербург. В Черняховске время остановилось на выходных, суетливые перевозчики строительного мусора муниципального предприятия, бегали как муравьи вокруг порта. Молчаливый рыбак у стен канала удил рыбу. Облака спокойно себе проплывали над городом, не диктуя свою волю, а солнце равномерно освящало лососево-кирпичные крыши замков и окружающие их поля.
Время словно музыка Малера завихрялось вокруг храма, поменявшего начинку, содержание, прихожан, но стены то остались. Тевтоны выжгли все вокруг, и вокруг не видно хуторов, ферм или фольварков, жизнь вокруг города незаметна….Какая ирония. Пруссия бывшая 100 -120 лет тому назад крестьянской, сделала какой то невероятный кульбит, и, очутившись в объятиях страны советом, получило крестьянское население с близлежащих белорусских, русских и украинских деревень. Я все никак не мог осмыслить этот ландшафт в глубине прибалтийских рек.
Ответ как мне показалось, я получил на обратном пути в Воронеж, слушая Африканыча. Возможно, я пытался осмыслить город как менеджериальный, управленческий ресурс. Вернувшись домой, я понял, что город, люди, Замок, стало и было зеркалом. Во-вторых, стоило бы рассмотреть город как Дар, но помним, что timeo Danaos et dona ferentes. Или это ящик Пандоры, который мы открыли? Отправляться в путешествие, заправившись высокооктановым топливом ОДИ и идеологией утилитаризма, не просто плохая идея. Она не принесёт ничего, кроме цифр о демографии и балансе между финансовыми обязательствами области и города. Музы берегли меня, и не открывали ящики Пандоры.
Я знакомился с шуршащими словно шелк дорогами города, в которые они были заботливо принаряжены горожанами еще во времена Канта. Город сам по себе не жемчужина, но труд жителей Пруссии, явно пошел на пользу его ландшафту. Кант выжал из всей поэзии быта Пруссии лирику, и оставил чистый разум. Где черт подери, шутники и повесы, вернее дети их из протестантской Франции? Увы, их присутствия я не обнаружил, или может быть не почувствовал.
Инстербург, остался в прошлом, градостроительных решений за последние шестьдесят лет не было принято. Не могли жители белорусских деревень и малых городов принять это Дар, считая его проклятием. Нельзя сказать, что город-сад воспринимался как излишество. У творцов новой среды было свое представление об уюте и смысле жизни. Вряд ли горожане 50-60 годов прошлого века думали о наслаждениях и куртуазности или романтизме. Бродя по уютным улочкам города, понимаешь, что городские замки не сравнимы с замками Луары, но от тевтонского духа ведь и не ждешь сладостных образов в духе мадам Помпадур. Они откровенно невзрачны, и скорее похожи на фортификационные сооружения, ганзейская готика, казармы; с другой стороны есть в этом нечто от барона Мюнхаузена.
Оставшиеся тут и там стены немецкие заводов служат хорошими маркерами того духа жизни, что бродил здесь между пивоваренным заводом, портом и вокзалом. Я возможно бы даже сказал, что дух прусского здесь по-прежнему живет в стойких оловянных солдатиках-трубах.
Можно было бы конечно предположить, что Венера, по словам известного алхимика царствует в приятных источниках, вроде мельничьего ручья, а также в зеленеющих лугах и садах, которых немало в городе. Так парк стрелков, опутанный системой подземных каналов, наполняется звуками струящейся воды и запахом брызг. Но все-же концепция города сад, лишь зеркало, отзвук, эхо паркового искусства и французских регулярных садов. Да и пожалуй, не английские парки.
Да и этот тезис хромает, немцы всегда искали форму идеального государства, города и сада. Инстербург пожалуй может служить воплощением «идеального» в инженерной и гуманитарной мысли в 20 веке в Пруссии. Какой будет Черняховск в 21 веке История не знает.